… Детская литература Севастополя, безусловно, отражает тенденции общемировой детской литературы, но она имеет особенности, эти особенности обусловлены традициями детской литературы, сложившимися в бытность Советского Союза, и кроме того, само место, а именно город-герой Севастополь, налагает свою пяту на эту литературу. Особенность эта прежде всего в воспевании героизма в борьбе за свой город, страну и вообще воспевание праведной борьбы против борьбы неправедной. Традиция описания героизма детей существует в мировой литературе, это такие образцы как Гаврош в «Отверженных», подростки книги Буссенара «Капитан Сорви голова». В литературе Севастополя это замечательные рассказы Г. Черкашина, повесть Б. Эскина и М. Лезинского «Живи, Вилор», произведения В. Фроловой, В. Сирченко. В литературе о современности мотивы борьбы добра и зла, юношеской готовности к подвигу интересно разрабатываются в романе Л. Пивень «Ферма Кентавров», повести «Мальчик на белом коне».

Рассказы Геннадия Черкашина о детях войны удивительны по своей подлинности. Детство и война — явления противоположные, потому что детство и жизнь — это смысловые синонимы, тогда как основной продукт войны - смерть. Дети, живущие в войне, как-то особенно глубинно обостряют ощущение противостояния жизни и смерти. Реальность войны, показанная через сознание подростка, как-то особенно непримиримо утверждает жизнь. Потому что дети вынуждены быть детьми именно в это смертоносное время. Они приспосабливаются к несущей смерть машине и делают в ней жизнь. Состояние детскости природно сильнее смерти, и детское сознание невозможно здесь пересилить. Невозможно сделать так, чтобы дети перестали быть детьми. Они и остаются детьми, сохраняя весь набор поведенческих детских установок, но и реалии войны, в которых они вынуждены существовать, делают свое дело, дети начинают очень быстро взрослеть. Стремясь как можно быстрее освоить жизнь, дети очень серьёзно к ней относятся, гораздо серьёзнее взрослых, от этого результаты войны как реальность гораздо смелее входят в сознание ребёнка. История такого быстрого взросления ребёнка предстаёт в рассказе «Вкус медной проволоки» Г. Черкашина, когда эгоистическая сторона детских побуждений решительно отбрасывается и сменяется на зрелое, нравственно взрослое поведение. Катализатором такого взросления стала встреча подростков с матросом Фёдоровым, чей подвиг закладывает в душу подростков нравственный критерий отношения к своей стране, к своему городу. Севастополь становится наставником и мерилом зрелости поступков, носителем высшей ценности, тем авторитетом, перед которым нельзя спасовать и тем более перед лицом которого недопустимо мелкое своекорыстное поведение.

Другая тональность изображения детей в войне исходит со страниц произведений Валентины Сирченко. Она ведёт с ребёнком серьёзный, совсем не детский разговор, разговор о человеке и его человеческой «горькой» жизни. Её герои борются с обстоятельствами героически и самоотверженно, но победа, как правило, им не достаётся. Сознание их светло и оптимистично, но жизнь ставит их все в новые и новые обстоятельства невыносимого бытия, которые, в конце концов, так и не преодолеваются. Тем не менее сама борьба даёт совершенно ясное понимание, что жить можно и нужно в этих, казалось бы, в невыносимых обстоятельствах, оказывается, они и являются жизнью, другого не дано, и надо просто делать свое дело. А в былине о Марии автор предлагает метафизическую мысль, раскрывающую причинность человеческих несчастий. Исходя из этой мысли, все беды, с которыми борется человек, порождены самим человеком, его изначальной ущербной природой: «Ой ты матушка, Голуба Земля, породила ты чадо горькое, чадо горькое, ЧЕЛОВЕКОМ названо...».

Редка такая тональность в сегодняшней литературе, и особенно она единична в литературе детской. Пришла пора некоторой бравурности, и я бы сказал, шутливости, даже порой шутовства. Это от стремления развлечь, и даже ужасное подаётся через призму развлечения. Но дело здесь не только в этом.

Поколение зрелых, бывает, стремится осудить современные тенденции в литературе. Не скрою, я тоже обладал этой тенденцией, но при размышлении пришла мысль о совершенной никчемности такого подхода. Осуждением исправить практически невозможно никого. Если желудок перестал принимать прежнюю пищу, нелепо на него кричать. Если человечество в своём преимуществе стало предпочитать другую психо-интеллектуальную пищу, кричать на него можно, но бесполезно. Оно идёт по своему пути, который нам не ведом. И может быть, оно правее нас, зрелых, кто знает. Ведь мы можем и даже имеем право чего-то не видеть. То, что мы видели и знаем, - это всего лишь прошлое.

Но вернёмся к Валентине Сирченко. Её безрадостность может не нравиться, но показ жизни именно с этой точки, именно этой её сумрачной грани, безусловно, таит глубину. Такого рода глубина недоступна радостно цветным раскраскам как раз в силу их шутливости. И здесь, в этой как бы безрадостности, есть традиция. Такого рода изображение жизни встречается в славянских сказах. Безрадостна тональность Ф. Достоевского, таков же А. Платонов, даже в сказках. Видимо исходит эта тональность из произведений гностиков, потом прорастает у Я. Бёме, А. Шопенгауэра, Ф. Новалиса, М. Лермонтова, Э. По, Г. Майринка.

Роман Людмилы Пивень «Ферма кентавров» и повесть «Мальчик на белом коне» тоже о взрослении, только о взрослении в наши мирные дни. Взросление это происходит путём утраты иллюзий. Если в повести «Мальчик на белом коне» это не столько утрата прежнего детского безмятежного мира, сколько наполнение его новым взрослым содержанием, то в «Ферме кентавров» это действительно утрата, когда детско-юношеский мир, прекрасный и простой, населённый лошадьми и людьми, простыми, сильными и прекрасными, оказывается оборотнем. Всё привычное, нужное и родное вдруг рушится, и мир показывает взрослеющим героям совсем другое лицо, или это уже не лицо, это не знающий пощады жадный и страшный звериный оскал. Лошади не обманывают ожиданий героев, они по-прежнему преданны и природно чисты, оборотнями оказываются люди, которые представлялись сильными и прекрасными.

«Ферма кентавров» - почти детектив. Интрига в нём явно детективная, а «почти», потому что собственно детектив не ограничивает содержание книги, основные смыслы произведения находятся в другой плоскости.

Писатель исследует человека и его поведение в связи с глубокими социальными изменениями нашей жизни. Конфликтные коллизии повести и психологические потрясения юных героев связаны с приходом в нашу жизнь новых ценностных клише, которые личное обогащение ставят выше любых нравственных устоев. Книга написана прекрасным языком, крайне занимательна и читается с возрастающим интересом. При этом она ещё и познавательна. Мир повести необычен. В нём на равных существуют лошади и люди. Скорее всего, лошади даже более полноправные жители фермы, чем люди, во всяком случае культ лошади здесь очевиден. Юные воспитатели лошадей достигают редкого мастерства сопричастности с эмоциональным состоянием лошади и психического управления ею. Отсюда и древнее слово — «кентавр». Соединение лошади и человека. Мир фермы кентавров автономен. Эта автономность даёт дополнительный оттенок поэтичности. Это как самостоятельный маленький рай. Но оказывается, рай подчинён тем же ветрам, что и, казалось бы, сторонняя от него жизнь. Книга Л. Пивень — это тонкий мир взаимоотношений в этих мирах, и вопрос, возникающий невольно: как надо жить в этой жизни? Проживая нешуточные катаклизмы, юные герои пытаются решить этот вопрос.

Книга Валентины Фроловой «Кто владеет трезубцем Нептуна» о кадетах, о кадетском корпусе, выброшенном вихрем революции и гражданской войны с родной земли и нашедшем пристанище на «других берегах». Но на этих заграничных чужих берегах русский корпус и его юные воспитанники тоже оказываются никому не нужными. В повествование органично вплетается символическая тема добра и зла, и наиболее высокий градус в деле добра, его квинтэссенцию, неожиданно начинает нести маленькая и почти никчемная животина, корабельная собака по кличке Рында. Это становится наиболее очевидным, когда в сюжетно киплинговской сцене она вступает в схватку с огромной змеёй и, рискуя жизнью, спасает ребёнка, сына командира.

Стиль письма книги экономичен, почти аскетичен в своей краткости. Текст наполнен короткими, емкими предложениями и частыми абзацами. Этой почти газетной краткостью он ассоциируется со стилем В. Шкловского и Б. Пильняка. Такой стиль мне кажется очень привлекательным и очень пригодным для детской литературы, так как чаще всего даёт простоту восприятия, скорость и напряжённость сюжетного движения. Правда, существует опасность ухода в односложность и утраты полноты, полнокровия описываемой жизни. От этого он требует особого мастерства, чтобы короткое предложение вмещало дыхание жизни, явило картинку, и перед внутренним читательским взором живьём прошли события и люди. Достигается это у В. Фроловой не собственно описанием чувств, эмоций или мыслей героев, а концентрированным показом событий, диалогов, правильным построением экономной фразы.

Так случилось, что я не читал раньше детских книг Татьяны Корниенко. Тем более для меня оказалась открытием её книга «Кикимора Светка Пипеткина», открытием её творчества. По качеству литературного воплощения идеи книга не уступает мировым образцам в жанре ироничного детского фэнтези. Блестяще написанный текст с первых строк вовлекает читателя в фантасмагорию мыслей и чувств молоденькой кикиморы. Именно эти мысли и чувства становятся причиной захватывающих приключений героини, именно они виновны в том, что, нарушив традицию, кикимора покидает обжитый лес и родное болото и устремляется в современный город. В городе ей даже пришлось учиться в традиционной людской школе и общаться с многочисленными людскими сверстниками. Пришлось кикиморе из самых благих побуждений и воспользоваться кикиморскими колдовскими способностями. Текст не отпускает до самой последней фразы, до последней точки. Книга, безусловно, является подарком для детской читательской аудитории, и думается, не только детской. Остаётся только порадоваться и даже погордиться, что в Севастополе живет и творит такой талантливый детский автор - Татьяна Корниенко.

Повесть Людмилы Непорент «Люка» основана на автобиографическом материале, что и придаёт ей, на мой взгляд, особую ценность. Бывают книги, достоинство которых определяется выдумкой, воображением автора, а бывают такие, в которых наибольшая ценность высвечивается благодаря непридуманности событий, мыслей, чувств. Именно к этой второй категории относится «Люка». Натуральность, я бы даже сказал, сверхнатуральность авторского видения событий даёт ей тот свет, благодаря которому книгу не спутаешь ни с какой другой. Это книга о нашей жизни, которой жила большая страна, о жизни, которая прошла, но которая остаётся очень знакомой и близкой очень многим. Тем не менее книга глубоко личностна, индивидуальна, все события даны через призму абсолютно индивидуального девочкиного, женского видения. Другими словами, это книга о судьбе, написанная автором этой судьбы. Она интересна как детской аудитории, так и взрослой, и это позволяет сказать о ней как о книге для семейного чтения.

Заканчивая небольшой обзор детской литературы Севастополя, следует подчеркнуть, что круг детского чтения севастопольских авторов гораздо более широк. Я остановился только на малом количестве произведений, написанных в прозе для детей за прошедшие годы, заслуживающих, на мой взгляд, внимания детской аудитории севастопольских читателей. Эти произведения, опять же на мой взгляд, можно смело рекомендовать к внеклассному чтению школьникам.

Вячеслав Беспалов,
Севастополь

Публикуется в сокращении по изданию: Беспалов В. Размышления о детской литературе Севастополя / В. Беспалов // Литературная газета + Курьер культуры : Крым – Севастополь. – 2012. - № 16, 24 авг. – 13 сент.  – С. 7.